Автор неизвестен - Журнал День и ночь

Закутаться бы в бабушкин платок
И не вставать из кресла целый день,
Смотреть, как луч целует потолок,
И как его потом съедает тень,
Закрыть глаза, не думать ни о чём,
Но не дремать, а просто так, сидеть,
И руку тёплую вдруг ощутить плечом,
И от тепла её.  похолодеть.
Бесконечно большое, говорят,
То же самое, что бесконечно малое.
Бесконечность перетягивает на себя одеяло
С тех понятий, которые определяет.
И я упрощаю
Желания до горячего чая
И думаю: а, действительно,
Разница велика ли?
Вот если соотнести ощущение края,
Ну, просто с краем.  стола, например,
Или дня, что некстати прожит.
Ведь край есть край?
Все вертикали — потенциальные горизонтали.
И линия жизни тоже.
Да ну? — усмехается речь —
А зачем, говоря «О, Боже.»,
Ты просишь «верни», а не «дай»?

Лёгкими перетёртый,
Воздух слегка оттаял.
И, как всегда, не ясно,
Откуда пришла зима.
Словно бы зачехлили
Пёстрые натюрморты
Белыми простынями,
Чтоб не сойти с ума.
Словно дворовый мальчик,
Пущенный в дом господский,
Встревоженно замечаешь
Собственные следы.
Идёшь и пути не чаешь.
В метели плывёшь, как клёцка,
И встречных твоих глазницы
Заснежены и пусты.
Не все города одинаковы,
Нет, дружок.
Есть города обманчивые,
Как пирожок,
Который берёшь с тарелки
И чувствуешь кожей —
С повидлом! Кусаешь.
А он — с картошкой,
А ты их терпеть не можешь!
Есть города-государства,
Города-острова.
Вот идёшь по Москве
И видишь — это Москва.
Куда ни посмотришь,
Всюду — Москва, Москва!
А там, за Москвой, хоть не расти трава.
Есть ещё сказочные города, они
Существуют скорее в книгах,
Нежели искони.
В них не бывает будней,
А только Дни.
«Питер!» — в тебе откликнется,
Только лишь помани.
А ещё есть потерянные города,
Как рай.
Правда не столь прекрасные,
Но вполне
Вызывающие в нас сожаленье,
Что мы — вовне. Севастополь, к примеру, —
Благословенный край!
Но этот Город особенный,
Он как лес.
В нём как будто и дышится легче.
Архитектурных шедевров
Исторических мест
В нём пока ещё нет.
Но уж что-то, поверь мне, есть!
И оно, когда ты идёшь,
Или просто стоишь и глядишь окрест,
Ненавязчиво так обнимает тебя за плечи.

Как сочетаются время в
пути
и тоска
по дому.
Эти почти
с рожденья штампующие колёса:
«Отказать», «Отказать», «Отказать»,
«Переслать другому».
Абакан — «Отказать», Москва — «Отказать»,
«Снять вопрос»
О моём проживаньи у самого синего моря.
Сквозняк,
Как домашний котёнок, запутался в шторе.
И колёса бранятся размеренно и
знакомо,
Как соседи.
Какого ещё уюта
Мне искать,
если я любую
Плацкартную полку обживаю в одну минуту?
Если самую-самую вечную вечность людскую
Составляют всё те же два метра на семьдесят пять.

Вольно же вам, о поэты, хулить моего Одиссея!
Мол, побеждал он в боях всегда не мечом, а подвохом,
Хитростью ловкой всегда, а не силой могучею мускул.
Нечего вам возразить, и всё-таки вам возражу я:
В ком из ваших героев силы поэта достало
Женщину не обмануть? Кто из них, может быть, Гектор?
Честен он был, жену врагам оставляя и сына?
Или Эней, сбежавший к призрачным царствам,
Бросив Дидону, чью принял любовь, не колеблясь?
Или другие: Ясон, любивший Медею до срока,
Тесей, вот уж силач был — руками убил Минотавра!
Отдал он Вакху без боя свою Ариадну!
В чём же теперь, укажите, схитрил, где солгал Одиссей мой,
«Лгун и хитрец», когда он, обещав мне вернуться — вернулся…

Всё мне кажется, кажется в сонном бреду:
Я по Марсову полю ночному бреду,
А на поле горят фонари.
Я прилёг бы на лавку в Летнем саду,
Не умея связать петли.
Я бы слушал, как ветер с Невы говорит
В чёрных лапах озябших лип.

Белый мрамор застывших фигур, огни
И во вздыбленном льду река —
Я хотел бы застыть насовсем, как они,
В петербургских этих снегах.

Позабыв об изысканных винах,
Запивать снотворное водкой,
Потому что тюремное небо
Не раскрасишь изящной решёткой.

Позабыв об эпическом слоге,
Задремать у бутылки початой;
Умереть, не увидев Парижа,
Умереть, не увидев Камчатки.

А ворота-то у дома настежь распахнуты,
окна-то в стенах дубовых насквозь прорублены,
а крыши-то у дома вовсе нет,
и гуляет ветер в дому пустом.

Я по крови волк, мне по сердцу вой,
в стороне чужой чую лес густой;
за спиной моей стынет дом пустой:
пусть тот дом пустой — то мой дом родной.

Не шути со мной,
не лукавь со мной,
не зови с собой:
то мой дом родной!
Я при том дому
будто пёс цепной,
я при том дому
верный домовой,
я в пустом дому
пёс сторожевой.

От этих дорог неужели не спячу,
Себя подгоняя, как старую клячу,
Себя понукая то лестью, то плетью,
Себе попуская то песню, то петлю?

На этом краю неужели не струшу?
На мелочь мою растрезвонили душу,
А веру и правду пустили на ветер,
А совесть сожгли и развеяли пепел.

И сердце моё тоже не без порока,
Хоть бей — не добьёшься ни толку, ни проку.
Я еду домой по железной дороге.
Я сплю. Мне Россия ложится под ноги.

И часто думал ты о том,
Как повернёшь, едва ударят грозы.

Стальным дорожным полотном
Потянутся на юг обозы.
Смотри, как буря за окном
Свободно разогнула спину.

Пойми же и прими без слёз,
Что жизнь твоя невозвратима,
Что смерть твоя необратима,
Как ветер, буря, стук колёс.

Пустым чаем
пустыми речами
пустыми мечтами
ночными кошмарами
пустыми местами
коротать своё время.

Сидеть по окопам,
пока не пришили
автоматической строчкой
к земле.

Сидеть по окопам
ждать снарядов
пороть подклады
в надежде на рублик,
вспарывать вены —
хоть бы капельку

Ложками черпало небо
Награды влюблённых — звёзды.
Яркие пятки света
Печатались на небосклоне.

Месяц просыпал горстку
Снежных морозных крошек.
Ты закурил от света
Звезды, похожей на грошик.

Волосы между пальцев
Ты пропустил как воду.
По небу двое скитальцев
Чертят на завтра погоду.

Руки легли на плечи,
Жадно коснувшись кожи.
А за окном Вечность
Бродит по горизонту.

Ей, как и нам не спится,
Пальцы и шёлк по коже.
А с высоты лица
Скитальцев смотрят, быть может.

Прошу сна.
Выпишите срочно.
Сон до утра.
Длинный, с цветными картинками.

Да, ещё, пожалуйста,
Немного солнечного утра,
Запаха кофе на завтрак,
И пение птиц.

Убедительно прошу
Забрать эту серую даму.
Как вас? Ах, Бессонницу.
Она преследует меня всюду.

Вы выполните мою просьбу?
Что? Такое невозможно?
Как отдыхает? А как же я?
Опять бросили трубку…